top of page

Восьмерки


Самое прекрасное время года в этом городе - всё же весна. Когда у ночи шалят гормоны, и она бессовестно сбегает со смены раньше времени. Да и опозданиями грешит. И вот эти сумасшедшие пять утра. Рассветное небо. Зевающие многоэтажки. Свежий кофе, или остатки вина, или остывающий чай. И сидишь на пороге балкона, куришь, смотришь в ворчащее утро, которому работать теперь приходится дольше, но при этом не в тягость. И думаешь, что пропускать пять утра - сущее преступление. Либо дожидайся и ложись, либо вставай и беги. Мне всегда больше нравился первый вариант. Пять утра - это прекрасное время успокоения. Когда стихают по своему накалу диалоги, когда алкоголь имеет особый вкус. Когда мысли в голове идут по самым любимым своим тропинкам. Когда рядом либо никого, либо самые главные. Когда ровный пульс. Когда всё вокруг самое настоящее. Когда нет масок.


А маски есть почти у всех. Иногда мне даже кажется, что если человек не надевает никакой образ, то он сбивает всех с толку, и не ясно, что от него ждать. Но с другой стороны, и к этому тоже можно привыкнуть. Как по мне, так лучше все эти маски сложить в большую стопку и сжечь воображаемым полыхающим огнем. Слишком уж я заигрываюсь в эти образы и забываю дорогу назад.


-Пойдем завтра на пикник? Будем мы, еще две пары и ты. Они хорошие все, и место прекрасное.

-А мне необязательно будет говорить?

-Совершенно необязательно.

-И можно сидеть, смотреть куда захочется и думать о своем?

-Конечно.

-Идёт.


В моей предыдущей съемной квартире окна выходили на проспект, и каждое утро можно было наблюдать одну-две поливальные машины. Оранжевые жуки, фонтанирующие свежестью. Очень они мне нравились.


-Как твое кино?

-В моей голове.

-Живет?

-Весьма успешно.

-Как думаешь, зачем людям нужны фильмы?

-Это истории. Люди любят истории.

-Ну ты вот молчать любишь.

-Я люблю слушать и вслушиваться. Ощущать все вокруг. А говорить предпочитаю в кино.

-Кино как высказывание?

-Ага.

-Что-то я из тебя слова как будто вытягиваю.

-Ой, расслабься и не вытягивай. Смотри, как красиво на небе. Тут не до слов.


Еще одно мое любимое занятие по утру - гулять по городу. Это какое-то особое таинство. Нетронутое, молчаливое. Утренний город, как гусеница из мультфильма про Алису, затягивается чем-то упоительным и раскачивается в гамаке, готовясь к хорошему дню. Нет суеты, отвлекающих мелочей. Всё вокруг поражает своим объемом и важностью. Тихой и такой неприметной в оживленное время. Птицы поют, машины спят. И идешь, и идешь, и идешь.


За моей спиной послышалось сонное потягивание моего собеседника, складывание невидимых клещей для моих слов в невидимый же карман, едва слышное посапывающее «спокойной ночи» и свистящее шуршание тапок по полу.

Моя рука принесла мне очередную сигарету с подоконника. Мысли были заняты таинствами. В одном прекрасном фильме о сложной матери-целительнице и ее сыне-неврастенике звучала фраза: «Любые попытки объяснить таинство - словесное притязание на него. Попытки его себе присвоить». Есть все-таки вещи, которые нужно, во-первых, просто принимать на веру. А во-вторых, никому и никогда не рассказывать. Просто потому, что они только для тебя. И все. Твоя супер-сила. Священный грааль. Хотя за этими тайнами и необязательно должен охотиться кто-то ещё. Но можно намекать. Хотя. Не знаю. У меня есть такие тайны. И весьма спокойнее и целостнее я себя ощущаю именно с того момента, как эти тайны стали жить только внутри меня. Но у всех, конечно, свои подходы.

Где-то внизу зашелестели велосипедные колёса. Наверное, пора идти спать. Но не уснуть. Ум полон мыслей.


Раз за разом я прокручиваю в голове тысячи фраз. Которые так или иначе заставили меня в чем-либо сомневаться. Хотя чаще всего в подобных ситуациях я думаю лишь о том, что заставило людей эти фразы произносить. Думаю о том, что мне неприятно, что близкие мне люди обладают какими-то неслишком хорошими качествами. Мне горько от этого. Но. Это лишь мои проблемы. Личные. Потому что я в таких случаях не вижу целого, вижу лишь части и то, чем мне хотелось бы целое наделить. Но нет. Когда осознаёшь великое, так легко позволить ему великим быть. И уже не помнишь ни о каких качествах. И легко сразу во всем теле.

Ещё одна моя любимая особенность весенних пяти утра - это сиюминутность. Точка, промежуток, Zeitraum. Комната времени, в которой не соотносишь себя ни с одной из точек пространства. Когда ты просто есть. Когда вот-вот случится нечто чудесное, и ноги оторвутся от земли сами. Когда можешь закрутиться в спираль, а можешь превратиться в слона или носорога, или кого-то еще. Тебе можно все, что угодно. Каждую секунду. И не нужно ставить границы, не нужно быть этими границами. Нужно просто смотреть, ощущать и радоваться.


На колени осторожно забрался кот. Ну все, сидеть мне здесь ещё час минимум.

Затягиваюсь. Да мне нормально. Мохнатому нежному бруталу хорошо, и значит, мне тоже хорошо.


Пикник. Ну вроде недалёко собрались. Если что можно уйти самостоятельно. Мне не слишком необходимы люди. Я люблю наблюдать, смотреть на красоту, радоваться, что она есть до сих пор. А говорить совершенно не хочу. Если эти пары красивы, то все пройдёт неплохо. И нет, я не социофоб. Я просто не хочу.

Утро все больше избавлялось от сна. Кот - наоборот. Мне казалось, что воздух вокруг стал мягким, как вата, и наподобие бескаркасных кресел начал принимать форму всего в пространстве. Меня, например. Где-то там летят ракеты и кружатся кометы. Все в моей голове сейчас вело к велосипеду и к косе на заливе. Почему бы и нет.


Чтобы там ни говорили идеологи человеческого тела, а физические нагрузки хороши уже просто напоминанием, что ты жив. И это так приятно. И так хорошо. Живые мышцы, шепчущий велосипед, утренний влажный воздух. Сонные мосты. Кое-где встречаются пешеходы. У меня цель. Коса.


Проезжаю бар. Последние немного уставшие гости. Развевающиеся плащи. Меланхоличное вино в бокале. Громкий смех. Запах фруктового табака и не только. Магнетизм на уровне прикосновений взглядами. Тонкие паутинки симпатий и очарования. Красиво. Красиво. Красиво. Легкость. Летящая. У меня не всегда так выходит. Потому что не всегда мне это хочется. А если не хочется, то и не выходит. Логично.


Пять утра ещё хороши тем, что ты особо никому не нужен. И как же хорошо быть никому не нужным.


Когда ты никому не нужен, легче ощущать все эти невероятные цвета вокруг. Они везде. Смешиваются друг с другом. Образуют новые созвучия. Хорошо так. Я ни на что и ни на кого не отвлекаюсь. И не отвлекаю. Я еду в джунглях этих немыслимых оттенков. Мне спокойно. Если я их не чувствую, то вот тут мне уже становится тревожно. А сейчас спокойно, хорошо.


С людьми также. Если я их слышу, значит мой собственный механизм работает правильно. Если нет - что-то сбойнуло и отвлекло мой ум на себя чересчур сильно. Не люблю отвлекаться дольше положенной одной минуты. Потом сложно вернуть ритм.


Сворачиваю на безлюдную даже в часпиковые будни набережную. Дышу.

Набережная, мост, проспект, поворот. Привет, коса.


Слегка затуманено. Мирно спящие яхты. Это место чем-то походит на стадион в моем родном городе. Вернее, на парк, в котором этот стадион живет.

Так много воспоминаний. Хорошие были дни. Прямо на этом месте. Лето, тепло, музыка, фотографии.


Сейчас тоже хорошо. Другое хорошо. Своё собственное. Наполняющее. Несколько месяцев меня преследует ощущение светлой грусти. Такой спокойной и смиренной, как жена в Средневековье. Грусти от того, что какие-то вещи я никогда не смогу изменить, и они должны и будут оставаться такими, как есть. Это скорее я их плохо понимаю, а с ними все прекрасно. Радости от того, что все невообразимо красиво, несмотря ни на что. Светлая грусть и сопровождающая ее тихим ликованием радость.


То ли здесь все же туман, то ли началась лёгкая морось. Один из этих двух гостей косы ронял на мои щёки свои слёзы, обращая их таким образом в мои собственные. Буду считать их слезами божественного счастья.


Я стою, как одинокое дерево, на этом мысу. Когда-то давно здесь не было ничего-ничего. Только песок и море. А теперь тут мост, яхты, выглядывающие с того берега новостройки. Я люблю новостройки. Они похожи на космические корабли. Но я также поклонник тишины и естества. Противоречия. Как и всегда, это со мной.


Ветер неспешно задувает из стороны в сторону, делая укладку даже на моей коротко остриженной голове. Мимо прошел владелец яхты и холеных рук. Всегда мне некомфортно рядом с подобными руками. Так старательно их обладатели напускают на себя вид властелинов мира.


Подобно диффузии двух жидкостей лавандовый в моей голове всё быстрей наполнялся оттенками красного и синего и стремительно обращался в фиолетовый. А в груди - наоборот.


Воздух же наполнялся изумрудами. На парапете, перекинув ногу на ногу, сидела трансуха. Синеволосый мотылёк. Она курила беломорину и размышляла о чем-то далеком. Приветливым взглядом махнула в мою сторону и на место рядом с собой. Присаживайся, если хочешь. Присаживаюсь.


Между нами расположились бутылка виски и банка колы. Абсолютно слаженная молчаливая команда. Делаю глоток того и другого. Хорошо.

Моя новая знакомая протягивает руку:


-Жаннет.

-Саша.


Мы улыбаемся и синхронно направляем свои взгляды в сторону воды.


Я думаю о том, что все события происходят в определенный момент, люди приходят в определенный момент. И уходят тоже. Все нужно. И ещё много чего произойдёт. Просто позволь этому случиться, и все.


Парящую мою сонную реальность нарушила осторожная вибрация сообщения: «Ты ведь не спишь?» Делаю глоток виски, запиваю колой, звоню.


-Привет. Не сплю. На косе.

-А мне приснился сон, что ты на велосипеде через мосты переносишься между тремя мирами: нашей действительностью, зависшей в 1963 году страной - чем-то средним между нынешней Россией и ГДР - и 8888 годом. И ты вот так на велике рассекаешь туда-сюда. Я проснулся и почему-то понял, что сна с тобой ещё и не было.

-Ничего себе. А какие были цвета в твоём сне?

-Спокойные серо-голубые, морские зелёные, сосново-зелёные, песчаные, синие, небесные.

-Как же это красиво.

-Всё, как ты любишь, мне кажется: и цвета, и параллельные миры. И запах морской. И велосипед.

-Да. Спасибо тебе за этот сон.

-Обращайся.

-А я смотрю сейчас на твой остров, и он правда как этот 1963 год, только моста не хватает.

-Приезжай, может?

-Да, пожалуй.


Отпиваю ещё виски, кланяюсь на прощание. Дорогая Жаннет любезно кивает.


Проспект, два моста, полпроспекта, поворот налево, арка. Вот он совсем другой мир, живущий со мной в одном городе. Мой любимый пожилой господин-дом. Доброе утро. Как Вам спалось? Прохладно. Зевающая широченная лестница со сгорбившимися ступенями. Мы с велосипедом останавливаемся в пролете, выкуриваем сигарету и постепенно оказываемся на третьем этаже.


Лежу у него на паркете под парящими мягко-темно-синими шторами. Руки за головой, взгляд в небытие потолка. Снимайте фильм сейчас же.


Сегодня больше не случится солнца. Знаю и всё. Будет бархатная тяжеловатая влажность. Может и дождь прибудет ближе к ночи.


Ставит у моей правой ладони бокал без ножки. Пино гриджио. Чудесно.


-Ты мне веришь когда-нибудь?

-Ты сейчас о вере или о доверии спрашиваешь?

-О доверии.

-Всегда верю.

-И при этом о тебе я не знаю вообще ничего.

-Значит, тебе туда нельзя.

-Сложно с тобой.

-Ага.

-Что «Ага»?

-Мне тоже со мной сложно.

-Угораздило же меня в тебя влюбиться.

-Не могу похвастаться тем же.


Я знаю, что он сидит у стены за моей головой. Согнув левую ногу и вытянув правую. Держит в левой руке безногий ополоумевший от столь ранних распитий бокал и глядит на зелень деревьев, подсматривающих в окно. В темно-серой рубашке с закатанными рукавами, домашних штанах и в босых ногах. С глазами этими своими.


-Так хорошо, что ты не испортил эти стены ремонтом.

-Я и сам рад. Они дышат как будто. Решил оставить здесь лежальню, курильню и читальню.

-Невероятно.

Ветер осторожно ступает по моей коже. Мне легко. Я как звездочёт. Но мои звёзды - это всё и все вокруг меня.

-Мне ещё на пикник сегодня. Обещают красивых людей.

-Не хочешь ведь.

-Кажется, нет.

-Оставайся. Тут. На перекрёстке моих сомнений и мыслей.

-У Маяковского руки были.

-И Татьяна Яковлева.

-Вдвоём с Парижем.

-Володе володино, а мне моё.

-Ты хочешь мной владеть?

-Хочу попасть в твой мир. Но это ещё, кажется, не удавалось никому. Почему?

-Не знаю. Может, далеко лететь?

-Не близко, да.

-Но ты пока не сворачиваешь с пути, несгибаемый василёк.


Мне нравится тут. Он рассказывает о домах, которые вылечил. И я чувствую, как в этот же самый момент он выдумывает здесь в воздухе свои собственные дома. Фантазёр. Не признается никому. А меня обвиняет в недоверии. Хотя. Я же эти дома вижу. Летающие шторы, как будто бы небо над этими невидимыми постройками. Вот почему здесь нет мебели. Зачем она, когда есть целый город. Чтобы ему такое показать?


Рука танцует в воздухе. Под музыку Пино гриджио. Один из любимых композиторов.


-Старые дома больше похожи на дома. Новостройки-высотки напоминают инопланетные футуристичные постройки. Наверное, так и рисовали города Марса в 1950-х. В таком случае, я живу на далекой планете и в далеком будущем.

-Но ведь ты инопланетянин и есть со своими танцующими руками. Все на своих местах.

Мне вдруг думается, что главная проблема человечества в том, что оно совершенно отбилось от рук и разучилось радоваться. И занято всё время чем-то сверх-сверх-сверх важным.

-А ведь если заниматься только чем-то важным, совсем не останется времени на неважное.

-Это самое ужасное, что может произойти с миром.

-Хорошо, что есть мы.

-Великолепно. Но если самое важное - это неважное, то что же тогда есть неважное?

-Ничего?

-Да! Обожаю ничего. Великое светящееся ничего.

-По-моему для ничего очень подходит 8888 год. Бесконечность в чистом виде. А что происходило в том 8888 году, в который мне доводилось приезжать на велосипеде в твоём сне?

-Ничего как раз таки. Люди просыпались и каждый день творили красоту. И больше они ничего не делали.

-С ума сойти. Но сначала должны быть 1963 и 2018.

-Ну, у тебя они были в разных очерёдностях. Тебе вообще было очень важно погружаться в воду озера из 1963, наполняться чудесами, а потом уже творить красоту в 8888 и везти её на велике обратно в 2018.

-Прямо проводник какой-то.

-Ага.

-И мне ни разу не случилось кого-нибудь ещё туда отводить?

-Нет. Это была твоя личная миссия и твоя тайна.

-Тайны. Но ведь все тайны становятся явными.

-Да. Но сначала нужно до них долететь. Кому-то суждено узнать совсем чуть-чуть, а кому-то вообще ничего. И, наверное, здесь и рождается доверие.

-Разные уровни тайны.

-Да.

-Но ты летишь?

-Лечу. Как и ты. И вот ты уже наполняешь мои города танцами, а я хотя бы просто знаю про твои вселенные и миссии. Невозможно найти все ответы сразу. Путь складывается из маленьких шагов.

-Из маленьких шагов.

-И мне так хочется схватить тебя в охапку, обнимать, обнимать, обнимать. Не отпускать ни на какие пикники. Но я понятия не имею, как ты творишь свою красоту, и что тебе для этого нужно. И поэтому я ни на секунду не смею тебя останавливать. Иначе никто и никогда так и не узнает, что самое важное - это неважное. А самое великое - это ничто.


Мои руки продолжали рисовать танцы на улицах его городов, лёжа на этом неземном паркете в этих потусторонних стенах. Боже мой, как же хорошо бывает, когда ночь вот так бессовестно прогуливает свои смены. Когда есть вино, поливальные машины, междустранье, велосипеды и невидимые города. И все это, такое неважное, своими крохотными шагами идёт далеко в 8888 год.


36 просмотров0 комментариев

Недавние посты

Смотреть все

Двери

Comments


bottom of page